Интервью с Виктором Пантелеймоновичем Егуновым дома, в хорошо отделанной квартире в центре города.

— На творческом вечере 10 февраля 2003 года в драмтеатре состоялась презентация вашей книги "Второй после Всевышнего". Расскажите о ней.
— Я не хотел писать о себе. Но так получилось, что в каждом эпизоде я. Когда встречался с Сапроновым (издатель Геннадий Сапронов. — Прим. авт. ), он мне и сказал: "Уж и пиши про себя". Так я описал в книге все, с самого рождения.

— А войну вы как пережили?
— Тяжелое было время. В 8-м классе меня взяли на шахту в Черемхово. Никакого обмундирования не давали, в чем приехали, в том и под землю спускались. Нам выдали отбойные молотки, ими мы уголь и кайлили. Но его хватало только затопить в общежитии печку, обсушиться и отогреться. Никакого угля для страны пацаны, конечно, не добывали. А потом мы из Черемхово сбежали. Даже писали письмо Молотову, но ему было не до нас. Сначала прятались, боялись, что нас искать начнут. Потом пришли в депо, нам начальник прибавил по два года, чтобы стало по 16 лет и принял на работу. Нам даже сделали подставки, чтобы доставали до станка. Я был хорошим токарем, даже какие-то большие деньги получал. Там-то и сломал ногу — паровозное дышло на меня упало. На 2 месяца вышел из строя и распрощался со своим станком "Красный Октябрь". В это же время ходил в клуб, занимался в художественной самодеятельности.

— В Иркутске вы учились в театральной студии, кажется, вместе с Леонидом Гайдаем?
— Да, но он был постарше. Нас набрали в добор. В студии должно быть 25 человек, людей не хватало, вот и взяли пятнадцатилетних. После окончания меня приняли в драмтеатр. Но на маленькую ставку, от которой мы с другом и сбежали в армию, никому ничего не сказав! А ведь были спектакли, роли — все бросили.

— И как вам простили этот побег?
— Вернулся через 4 года. Нас с Панасюк (Тамара Панасюк — актриса драмтеатра, вторая жена Егунова) встретил тогдашний директор драмы Осип Волин. "Куда?" — спрашивает. Отвечаю: "В ТЮЗ". — "Зачем? Давайте к нам". Волин вернул ТЮЗу выданные нам подъемные — 200 рублей, и мы с женой стали служить в драмтеатре. Мне повезло работать с великими, прекрасными артистами — Барановой, Крамовой, Харченко, Терентьевым, Руккером. Это был настоящий драматический и психологический театр. И то, что в 99-м году нам дали звание академического — исключительно заслуга этой плеяды.

— Говорят, что актеры могут принимать судьбу своих героев. Это правда?
— Нет. Это мистика, это придуманное. Актер всегда остается человеком со своим характером, своим мироощущением, своим опытом. Другое дело, как он своих героев изображает на сцене. Сегодня я играю доброго героя, завтра злодея. Нужно найти эти качества. Что помогает? Наблюдения за жизнью прежде всего, не книги, нет. То, что пишут, — все выдумывают. Нас так и учили в студии: если ты идешь по улице, смотри направо и налево. Нам много чего говорили – чтобы не ходили на рынок, например. Тебя уже видели на сцене, знают, а ты идешь с рынка с авоськой, картошку какую-то несешь, а вчера играл Гамлета!

— И что, вы никогда не ходили на рынок за провизией?
— Ходил, но все прятал. Сказали же: "Нельзя в авоське! " Артист всегда должен отстоять очередь в магазине. Иногда узнают и начинают пропускать вперед. Но лучше стоять со всем народом, испытывать его нужды, горести, неприятности и радости. Помню, только на экраны вышел фильм "Ничей". Пошел я на рынок, мне хозяин говорит: "Бери все бесплатно". Я отдаю деньги, он не берет. Так я и ушел — с деньгами и без продуктов.

— Вас в театре все зовут Тятей. А я даже не знаю почему.
— Давным-давно меня так назвала актриса Галина Мерецкая. Мы сидели за столом, и она все Тятя да Тятя. Так и пошло, и все так зовут. Сначала обижался, потом привык. Нас в театре 40 актеров, но мы все как одна семья, как один дом. Коллектив прекрасный.

— Существует такое выражение: "Под грузом прожитых лет". Это действительно груз?
— Нет, я не чувствую своего возраста. Как был молодым, так и остался. У меня в тазобедренной кости было 14 осколков, все собирали, склеивали. Я ходил на костылях, и сейчас подхрамываю. Но боли я не чувствую. Мой папа курил с 7 лет. Умер в 90, и перед смертью у него на столе лежало 4 недокуренных беломорины.

— Вы с Виталием Венгером дружите более полувека. Неужели между вами никогда не было творческого соперничества?
— Никогда. Он радовался моим успехам, а я его. Мы играли одни роли вдвоем, играли разные роли, но никто никому не завидовал. И мы ни разу не ссорились.

— А вы о чем-нибудь жалеете в своей жизни?
— Нет. Все желания мои сбылись.

— Получается, вы счастливый человек?
— Получается так. Но есть и счастливее меня люди. А у меня все спокойно, стабильно. Я знаю, как должен жить нормальный человек. Надо любить любого, даже собачку, кошку. Надо хоть раз в жизни накормить голодного, бездомного.

— Семья актеру, человеку с бродяжьей душой, важна?
— Конечно, как и для остальных людей. Я не понимаю артистов цирка с их династиями. Ася не хочет быть артисткой.

— Как вы справляетесь с бытом?
— Да как справляюсь? Все умею. Шил хорошо. Костюмы, пальто, дубленки, пиджаки, куртки. Такое время было — ничего нельзя купить. Последнюю сшил дубленку, нас обокрали и ее унесли.

— Говорят, вы еще и рисуете.
— С детства. Но я копировщик больше, чем художник. А живопись очень люблю. Вот посмотри, висит у меня "Неизвестная" Крамского. Когда я переехал в эту квартиру, она здесь уже была. И это не репродукция, не копия. Это повторение знаменитой картины, штрихи, черточки, полутона — все как на подлиннике. Закончу с книгой, продолжу рисовать.

— Вы прожили богатую, роскошную, наполненную жизнь. И вы наверняка знаете, что же в этой жизни самое главное?
— Тебе папа с мамой дали характер, ты с ним живешь. Все хотят жить, не умирать. Не мешай человеку, который рядом с тобой. Все хотят дом иметь, детей, чтобы тепло в доме было и без ссор. Это и есть жизнь.

Алена Богатых, "СМ Номер один", февраль 2003 год